VI Епархиальные Рождественские чтения «1917-2017: уроки столетия» Православие и образование, воспитание. 25-26 ноября 2016 года. Воспоминания П.П. Бобрика «Дети Войны». г. Новый Уренгой.
Воспоминания казака-ветерана
«ДЕТИ ВОЙНЫ»
Граждане, попадающие под категорию «Дети войны», уже давно не дети, а люди очень солидного возраста. Россия – одна из немногих стран, где до сих пор не установлен статус «Дети войны». Тем не менее, в Германии, в некоторых бывших Республиках СССР, в ряде городов России принято Положение о «Детях Войны». К категории «Дети войны», по представлению депутатов Государственной Думы, предполагалось отнести граждан, родившихся в период с 22.06 1928 г. по 03.09.1945 г. И только 21 мая 2015 года по настоятельной, ежегодной законодательной инициативе и неоднократных с 2010 года обращений к Губернатору автономного округа, атамана Обско-Полярной казачьей линии, депутата Законодательного Собрания Ямало-Ненецкого автономного округа Валерия Степанченко, депутаты Законодательного собрания ЯНАО, наконец, ввели новую категорию льготников «Дети войны» на Ямале.
Постараюсь рассказать уважаемым читателям на примере истории моего детства, что такое «Дети Войны», не делая никаких выводов, оценок и обобщений, а предоставлю это моим читателям – слушателям. Я родился 09.06.1939 г. в Казахстане в селе Новопокровка Семипалатинской области. Старожилы села в разговоре часто Новопокровку называли станица Новопокровская. Небольшое село являлось районным центром. В селе находился Районный комитет ВКПБ (Всесоюзная коммунистическая партия большевиков), Исполком (Исполнительный комитет), Сельский совет, прокуратура, суд, начальная и средняя школы, колхоз (коллективное хозяйство), районная больница.
До революции 1917 года в станице был храм и при нем церковно – приходская школа. В гражданскую войну храм разграбили, сожгли, а из церковно – приходской школы сделали школу – семилетку. Тем не менее, дедушка, бабушка и мама к Богу, к вере православной нас – детей приобщали. Учили молитвам. Рассказывали об Иисусе Христе. Самыми великими и радостными праздниками для нас были Рождество, Крещение, Пасха, Троица. Как правило, на праздники пекли куличи, пироги, калачи. Перед Рождеством варили кутью, которую дети носили по ближайшим родственникам. Мама уходила на работу очень рано и мы, малыши, очень боялись, она нас научила молитве Отче наш. И удивительное дело – с этой молитвой, которую мы очень быстро запомнили, мы перестали бояться. До девяти лет я и мой младший брат росли некрещенными.
В 1948 году в наше село приехал батюшка. Остановился он у одного верующего крестьянина по фамилии Бондарь. Этот крестьянин был удивительный человек. Он единственный на всю округу не состоял в колхозе – был единоличником, то есть имел собственное хозяйство. В его владении было 2 га земли, лошади, быки, коровы, овцы козы и птица. Все это немалое хозяйство содержалось без привлечения наемных работников, силами семьи. Он сам многое умел: выделывал шкуры, шил шубы, полушубки, валял валенки, мастерил сани, телеги, изготавливал бочки и много еще чего. Батюшка, приехавший в село, сразу же начал службу, верующие привели детей для крещения. Так в 9 лет я и мой семилетний брат получили крещение и нам дали самодельные, вырезанные из консервной банки крестики. Прибежал парень и предупредил, что собирается приехать милиция. Хозяин быстро запряг лошадь и отвез батюшку в соседнюю деревню, так как по тем временам все могло закончиться для батюшки плохо. Но, слава Богу, все обошлось благополучно.
Немного расскажу о своих корнях. Отец Бобрик Павел Григорьевич родился на хуторе Громовка Семипалатинского уезда Тобольской губернии. Дедушка Григорий Степанович – казак Сибирского казачьего войска принимал участие в Японской войне 1905 года. За боевые заслуги был награжден Георгиевскими крестами четырех степеней. Был тяжело ранен. Бабушка привезла его из Порт_ Артура и вылечила своими средствами, так как она много знала и умела применять народные средства. До Революции дедушка Григорий был станичным писарем. По линии мамы – её родители проживали на казачьем хуторе Жирновский Семипалатинского уезда Тобольской губернии. На этом хуторе проживала только одна фамилия – мой прадед Холявко Данил и пять его сыновей. В хозяйстве были своя мельница, совмещенная с маслобойкой, которые работали от трех источников энергии: ветряк, вода и движок, работавший на лигроине. В зависимости от ситуации применялся тот или иной источник энергии. В хозяйстве было стадо коров, отара овец, косяк лошадей и другая живность. В распоряжении казачьей семьи имелось несколько сотен десятин земли. На этих землях пасли скот, косили сено, засевали зерновые: пшеница, рожь, овес, ячмень, выращивали овощи и другие сельскохозяйственные культуры. Наемную силу не применяли, все работы выполнялись большой казачьей семьей. Полученную продукцию возили на Ярмарки в Семипалатинск, Павлодар, Омск, Новониколаевск (Новосибирск).
После Революции 1917 года и секретной директивы оргбюро ЦК РКП(б), подписанной Я. Свердловым 24 января 1919 года, казаки и такие крепкие, сильные, кормящие Россию хозяйства попали под репрессии. Большая их часть была уничтожена. О родителях: Отец Павел Григорьевич и мама Мария Алексеевна познакомились на курсах трактористов. По окончании курсов сыграли свадьбу. У них родилось пять сыновей. Отец и мать работали в МТС (машино-тракторная станция), которая находилась в соседнем селе. Отец работал трактористом, бригадиром, начальником машино-тракторных мастерских, мама работала трактористкой на тракторе «Универсал».
22 июня 1941 года грянула Великая Отечественная война. Отцу предложили должность главного инженера МТС или председателя крупного колхоза на выбор. Но он ушел на фронт добровольцем. В феврале 1943 года под Курском был тяжело ранен и в марте 1943 умер от ран в госпитале. Ему было 28 лет…За погибшего отца была назначена пенсия – 30 рублей на каждого ребенка, Мама получала за троих детей (двое умерли в младенчестве) 90 рублей в месяц. Для сравнения – булка хлеба стоила 400 рублей. Жили мы в небольшом саманном домике, в котором была одна комната и кухня. Больше половины этой кухни занимала большая русская печь. На этой печи мы дети спали. Мама спала в комнате.
Ясли – сад открыли только в 1945 году. А до этого мы были дома одни. Рано утром мама уходила на работу, возвращалась поздно вечером, когда стемнеет. Мы ее практически не видели. Вечером, придя с работы, мама готовила нам пищу на следующий день. Пища была незатейливая: затируха, либо лапша, либо борщ. Очень редко мама варила супы и борщи с мясом, так как яйца, молоко, яйца, масло сдавали государству по обязательным поставкам. Причем несутся куры или нет, доится корова или нет – обязан сдать продукцию в количестве из расчета на число единиц животных. Иногда приходилось закупать эти продукты и нести на приемный пункт.
Хлеб! До сих пор помню вкус того хлеба. Его выпекали наполовину из муки с картофелем, или лебедой, или соевым жмыхом. Последний особенно запомнился – готовили следующим образом: круг соевого жмыха дробили, затем молотили на ручной мельнице, просеивали и мешали с мукой. Выпекали пирожки, лепешки. Пока выпечка горячая, еще более-менее можно есть, а как остынет – становится и на вкус и на запах невыносимой. Но приходилось есть – больше нечего. Летом было веселее. С весны переходили на подножный корм. Первым появлялся кандык – это такое луковичное растение, у которого сладкая и вкусная луковка. Потом появлялся щавель, лук батун. В народе говорили: «Кандык появился – с голоду не помрем». Старшие дети, начиная с весны, ловили сусликов. Это была хорошая добавка к рациону. Мясо суслика по вкусу напоминает куриное. За день отлавливали до 150 штук. Там же в поле их обдирали, мясо подсаливали, а шкурки сушили и сдавали заготовителям. Одна шкурка первого сорта стоила 1 рубль 17 копеек. За лето можно было заработать на одежду, обувь и книжки, тетрадки.
Лет с шести – семи детей привлекали на работу в колхозе. Вначале это была прополка колхозных огородов и полей от сорняков. Уходили в поле часов на 5-6. С собой брали бутылку молока, горбушку хлеба и зеленый лук. Лет с 7-8 работали на полевом стане, пасли скот. Лет с 10 работали на сенокосе, кто на конных граблях, кто на волокуше (стаскивали сено в копны). Работали полный световой день. Причем за эту работу детям не платили. Правда кормили хорошо – борщи наваристые с мясом и хлеб нормальной выпечки. И так работали каждое лето, пока учились в школе. В 15-16 лет многие ребята работали прицепщиками, а некоторые на тракторе. Трактора были ДТ-54, С-100, ХТЗ–НАТИ. В уборочную страду работали помощниками комбайнера или рабочими на соломокопнителе. В сенокосную пору ребята постарше работали на «лобогрейке». Удивительный агрегат, запряженный парой быков или лошадей, а иногда конь и бык. Эта пара тянет агрегат, у которого впереди коса приводится через шестеренки от колеса и режет траву или зерновые злаки (рожь, овес, ячмень, пшеницу), а сверху лопасти, которые подхватывают скошенное и укладывают на платформу. Управляют этим «чудом техники» два человека: один правит животными, а другой поддерживает жнивье вилами и поправляет его на платформе. Как только набирается солидная копна – рабочий с вилами сваливает ее на стерню. Работа довольно – таки тяжелая. Потому народ прозвал этот агрегат «лобогрейка».
Были и хорошие моменты: Рабочий день начинался в 5-6 часов утра, работали до 12 часов дня. Возвращались на полевой стан, обедали и после обеда ложились отдыхать до 16 часов. Отдыхали, пока не спадет жара. Отдыхали в основном взрослые. Пацаны, с разрешения бригадира полевой бригады, садились на коней и ехали на озеро купаться и купать лошадей. Нам это доставляло определенное удовольствие. К озеру и обратно устраивали скачки (байгу), скакали без седел, а потому к концу лета в определенном месте набивали солидные мозоли. Вспоминается такой эпизод. Накануне хлебоуборочной компании нужно было доставить несамоходный комбайн «Сталинец-6» из МТС на полевой стан бригады. Работа считалась не серьезной, и отвлекать на нее взрослых не стали. Собрали шестерых мальчишек, посадили их на быков и отправили за комбайном. Каждый пацан управлял парой быков, на которых было одето ярмо с дышлом посередине. До МТС доехали быстро и без приключений. Прибыв на место, запрягли 6 пар быков цугом (друг за дружкой) в комбайн и отправились к месту назначения. Вся сложность заключалась в том, что посередине пути было три увала с крутыми подъемами и спусками. Преодолевали мы их зигзагами, не опрокинув комбайн и не повредив ни одного быка. А ведь самому старшему из нас было 14 лет. Сомневаюсь, что современные мальчишки смогли бы выполнить такую работу.
При всем при этом работали только за харчи и никаких трудовых книжек не заводили, и в трудовой стаж эта работа не засчитывалась. Так работали до сентября, до начала учебного года. Первого сентября шли в школу, но «трудовая четверть» не заканчивалась. В сентябре учеников, начиная с пятого класса, привлекали к лесопосадкам в сосновом бору. На территории Семипалатинской области растет уникальный реликтовый сосновый бор. Этот бор растет лентой от Алтайского края, и далее тянется вдоль Иртыша в сторону Павлодара. О происхождении этого леса ученые спорят до сих пор. Мы выезжали в лес и высаживали саженцы сосен на пустых полянах. В бору водилось много птиц и животных: лоси, олени, косули, зайцы, белки, ежи; из хищников – волки, лисы, корсаки. Бывая в тех местах, уже, будучи совсем не молодым, я видел выросшие сосны, стоящие стройными рядами, высокие, пышные, вечнозеленые кроны.
К большому сожалению, в 90-х годах после развала СССР лес во многих местах был сожжен лицами, про которых говорят: «Ни отца, ни матери, ни Родины, ни флага». Делалось это ради наживы. Стволы обгоревших сосен вывозили в Китай. Сейчас производятся работы по восстановлению леса. И, Слава Богу!
Что мы ели, чем питались, я рассказал. Расскажу о том, как одевались. Летом, до самой школы, кроме трусов мы ничего не носили. Обуви до первого сентября никакой. Подошвы ног, пятки за лето огрубевали до такой степени, что не чувствовали ни камней, ни стерни от свежескошенной травы. С началом учебного года одевали сшитые мамой рубашки, штаны. В школу шли босиком, а перед школой надевали ботинки. С наступлением холодов носили свитера, связанные мамой, носки, варежки – тоже ее работа. Зимой облачались в стеганые на вате фуфайки (в просторечии – «кухвайки») и в стеганые штаны. Валенки-самокатки латанные-перелатанные, доставались от старших. В селе было две школы: семилетняя (ранее, до революции – церковно – приходская) и, в начале 50-х на территории этой школы построили еще одно здание, и она стала десятилетней. Вторая школа принадлежала колхозу «II большевистский сев». В ней было 2 класса, учительская и сторожка. Это была начальная школа с 1 по 4 классы. В обоих школах учились в две смены. Был детский сад-ясли, который работал только в летний период, т.е. с начала посевной кампании и до окончания уборочной. Школа запомнилась как теплое, уютное здание с добрыми, очень интеллигентными учителями, в меру строгими, внимательными, отзывчивыми, добрыми. Я их всех помню по именам. Электричества в школе не было, центрального отопления тоже, в каждом классе стояла круглая, обитая железом, печь, которую топили дровами, кизяком, позже углем. На каждой парте в темное время светила 10 линейная керосиновая лампа. Так я учился до получения аттестата. Это благодаря моей маме. Как она нас сумела выучить одному Господу Богу известно. Вечная ей память!
Окончив школу, я вступил во взрослую жизнь. Но это уже совсем другая история.
П.П. Бобрик
Есаул Союза казаков России, председатель Совета стариков
Обско-Полярной казачьей линии Сибирского казачьего войска