Колонизация Южного Урала являлась частью общей политики расширения Российской империи на восток. Это был, пожалуй, один из первых опытов жестко контролируемой государственной колонизации восточных окраин, которая помимо чисто военно-политических акций, как один из важнейших элементов включала в себя «политику населения» (Холквист, 1998. С. 30–42). Под «политикой населения» следует понимать активное вмешательство государства в этно-демографические процессы, регулирование миграционных потоков, манипулирование этноконфессиональным составом населения, выраженное прежде всего в приоритетном формировании русско-православного конгломерата из групп разных народностей, призванного стать демографической опорой государственной целостности (Ремнев, 2002. С. 16). В середине XVI века, в 1555-1557 гг., Башкирия добровольно присоединилась к Русскому государству.

В административно-территориальном отношении земли всех башкирских племен составили Уфимский уезд, находящийся в ведении Казанского дворцового приказа. Город Уфа, основанный в 1574 г., стал местом пребывания воеводы. Уезд делился на 4 административных округа-дороги («даруги»). Западная часть Башкирии входила в состав Казанской дороги, центр и южная часть - в состав Ногайской, восточная–в состав Сибирской, четвертую - Осинскую дорогу - составляли земли, тянувшиеся на север от Уфы по правобережью Белой до Камы. Дороги подразделялись на административные волости, образованные на основе родоплеменной системы. Административно-территориальное деление Башкирии на дороги сохранилось в XVII и XVIII вв. В первой половине XVIII в., с 1708 г., большая часть Башкирии составляла Уфимскую провинцию, входившую до 1728 г. в состав Казанской губернии. С 1728 г. по 1731 г. Уфимская провинция существовала самостоятельно, с 1731 по 1737 г. снова входила в состав Казанской губернии, а затем до 1744 г. была в подчинении Оренбургской комиссии. Указом Сената от 15 марта 1744 г. была образована Оренбургская губерния, в состав которой вошла и Уфимская провинция. По Указу Сената от 23 декабря 1781 г. Оренбургская губерния была упразднена и создано Уфимское наместничество с центром в Уфе. В наместничество вошли две области: Оренбургская и Уфимская, делившиеся на уезды. Уфимская область состояла из 8 уездов: Уфимского, Бирского, Мензелинского, Бугульминского, Бугуруслановского, Белебеевского, Стерлитамакского, Челябинского, отошедшего от Пермского наместничества. По Указу Сената от 2 мая 1784 г. в Уфимском наместничестве был образован еще один уезд – Троицкий, из прилегавших к Троицкой крепости селений – Верхнеуральского, Челябинского и других уездов. Уфимское наместничество с двумя областями просуществовало до 1796 г. В декабре 1796 г. по Указу Сената «О новом разделении государства на губернии» Уфимское наместничество было переименовано в Оренбургскую губернию. Губерния была разделена на 10 уездов. Города Белебей, Бугуруслан, Сергиевск были перечислены в заштатные, то есть безуездные. 23 марта 1797 г. губернский центр был перенесен из Уфы в Оренбург. По Указу от 5 марта 1802 г. центр Оренбургской губернии снова был перенесен в Уфу, где оставался до 1865 г.

Первыми жителями новопостроенных крепостей были солдаты и офицеры линейных батальонов, яицкие и исетские казаки и лица разных сословий. Солдаты линейных батальонов в подавляющем большинстве были великороссами, рекрутируемыми на службу из центральных губерний империи. Среди офицеров, в основном тоже русских, встречались немцы и поляки. Во второй четверти XVIII века российской администрацией было образовано особое Оренбургское казачье войско. Началом его образования стало создание оренбургским генерал-губернатором И.И. Неплюевым оренбургского нерегулярного корпуса из казаков различных районов Заволжья. Впоследствии в состав Оренбургского казачьего войска были включены исетские и часть яицких казаков. В это же время было образовано башкиро-мещерякское иррегулярное казачье войско, просуществовавшее до 1865 года. Башкиры стали военно-служилым сословием. В 1789г. Была введена система кантонного управления, просуществовавшая с небольшими изменениями до 1865 г.

Первоначально по указу Сената был образован 21 кантон: 11 кантонов башкир, 5 кантонов оренбургских казаков, 5 кантонов мишарей. Кантоны не имели особых наименований и различались порядковым номером. Кантоны делились на юрты и команды. Указом от 5 мая 1865 г. Оренбургская губерния была разде-лена на две: Оренбургскую и Уфимскую. Губернским центром пос¬ледней стала Уфа. В состав Уфимской губернии вошли Белебеевский, Бирский, Мензелинский, Стерлитамакский, Уфимский, Златоустовский уезды. Последний был выделен из Троицкого, оставшегося в составе Оренбургской губернии. В 1758 году Оренбургское казачье войско было приравнено в правах к Донскому. Войсковым центром стал город Оренбург. Войско управлялось войсковым атаманом, подчиненным оренбургскому губернатору. Численность войска систематически пополнялась за счет переселяемых сюда волжских, донских и украинских казаков, а также лиц других сословий, причисляемых в казаки. . В XVIII веке Россия вплотную приблизилась к границам степного края. Однако продвижение в степь и ее колонизация начались только через сто с лишним лет, во второй четверти XIX века. Оренбургская укрепленная линия разделила два враждующих народа – башкир и казахов. Тем не менее, «неприязненные» отношения между ними не прекратились окончательно. Взаимные набеги продолжались, кочевники прорывались через границу, разоряли селения, угоняли скот и пленных. Очень часто объектом нападения становились не только башкирские деревни, но и линейные населенные пункты Оренбургского казачьего войска. Подобное положение, естественно, не благоприятствовало хозяйственной деятельности прилинейного населения, как русского, так и башкирского. Для того, чтобы прекратить разбой на пограничной линии, русской администрацией решено было перенести границу вглубь киргизской степи на 100–150 верст и тем самым разъединить башкир и казахов окончательно. Но главной целью, безусловно, являлось дальнейшее расширение империи на восток. Идея переноса границы и создания широкой буферной зоны между башкирами и казахами принадлежала герою войны 1812 года графу Т.П. Сухтелену – оренбургскому военному губернатору. Перенесение границы сократило бы ее протяженность, что, в свою очередь, уменьшило бы расходы на ее содержание. Эта идея была воплощена преемником Сухтелена генерал-адъютантом В.А. Перовским – другом А.С. Пушкина. Проект Сухтелена-Перовского был одобрен в Петербурге императором Николаем I. Там же было решено, что защищать линию будут ее обитатели, поэтому она должна быть заселена только лицами казачьего сословия. Сооружение линии планировалось осуществить за счет местных средств. Генерал-губернатором был учрежден особый комитет, в задачи которого входило изыскание средств на строительство и решение практических вопросов, связанных с воплощением проекта в жизнь. Возглавил комитет сам В.А. Перовский. В состав комитета вошли выдающийся русский филолог В.И. Даль, служивший тогда на Оренбургской линии; И.В. Падуров, ставший впоследствии оренбургским наказным атаманом, и другие. Комитет постановил, что строительство линии и заселение новой территории «…должно провести быстро, без проволочек, чтобы киргизы видели в этом решительное и неизменное действие».

В 1840 году Новолинейный район был включен в состав Оренбургской губернии.

Первыми на Новую линию для несения кордонной службы были отправлены 550 оренбургских казаков, сотня уральских и тысяча башкир. Солдаты линейных батальонов ряда крепостных гарнизонов переводились в казачье сословие, получали 5 рублей подъемных и с семьями переселялись на Новую линию. Перовским упраздняются казачьи станицы внутренних кантонов, находившиеся в Уфимском и Бузулукском уездах, а населению их предписывается переселиться в Новолинейный район. Всего, по плану войскового начальства, переселению подлежало 3752 казака мужского пола из станиц Бакалинской, Бузулукской, Нагайбацкой, Ольшанской, Самарской, Сорочинской, Табынской, Тоцкой, Уфимской и Алексеевской. Больше всего переселенцев было из Бакалинской станицы – 1753 души мужского пола, меньше всего из Алексеевской – только один казак.

Интересной этнической группой в составе оренбургских казаков были нагайбаки. Источники впервые достоверно сообщают о них в связи с тем, что за неучастие в башкирских бунтах группа «новокрещенных» зачислена в казаки и им пожалованы земли в районе Нагайбакской и Бакалинской крепостей. Этническое происхождение этой группы не до конца ясно. Но, видимо, данные события положили начало формированию нового тюркоязычного христианского по вероисповеданию этноса. Этнонимы нагайбаки и бакалы происходят от названия вышеназванных крепостей. Среди оренбургских казаков были и мусульмане. В поселке Варненском Великопетровской станицы были поселены татары-магометане казачьего сословия. Поселок Варненский первоначально был единственным местом в Новолинейном районе, где проживали казаки, исповедовавшие ислам. В начале XX века в поселке было три мечети. Мусульманская религия жителей Поселка способствовала сохранению до наших дней мавзолея Кесене – памятника средневековой исламской архитектуры, к которому население относилось как к святыне. После упразднения башкиро-мещерякского войска часть башкир, татар-мишарей и тептярей была включена в состав Оренбургских казаков. Башкиры проживали в поселках Магадеево и Булатово Уйского станичного юрта, Казбаево и Аджитаровский Травниковской станицы. Татары-мишари – в поселке Ахуново Карагайской станицы и татары-тептяри – в Аминево Уйской станицы и Новоаминево и Бурханкуль Ключевской станицы и других.

Поселки Оренбургских казаков строились по плану. Все имели площадь-плац, широкие параллельные улицы, пересекаемые первоначально незастроенными проулками. К концу XIX века во всех крупных поселках были построены церкви или мечети, деревянные или каменные. Некоторые деревянные храмы по размерам и архитектурным формам совсем не уступали каменным (Христорождественская церковь в поселке Кацбахском). Рассматривая традиционную одежду оренбургских казаков, следует отметить бытование различных этнических комплексов одежды. В полной мере они сохранялись среди казаков-татар и казаков-башкир, в значительной степени среди нагайбаков, особенно в женском костюме. Видимо среди казаков из мордвы, украинцев и поляков к концу XIX – началу XX века никакой этнической специфики в одежде не было. Это во многом было связано с тем, что, вследствие большого количества межэтнических браков этих групп с русскими к рубежу веков в полиэтнических поселках проживали в основном этнически смешанные семьи, в которых дети быстро усваивали русские традиции. Кроме того, среди казаков-мусульман широко распространены были мусульманские обряды и праздники (ураза-байрам, курбан-байрам и др.) и древние тюркские календарные праздники (сабантуй, каргатуй и т.п.). У нагайбаков традиционные обряды и праздники сочетали в себе черты христианства и древних домонотеистических верований.

Каждое казачье войско обладает своей спецификой формирования этнической среды. Казачество – чрезвычайно своеобразный этнический феномен. Можно спорить, являются ли казаки субэтносом в составе русского народа (взгляд Л. Гумилева) или же особым этносом (как считают сами казаки), но, несомненно, одно: казачество, безусловно, имело свой собственный менталитет, отличный от общероссийского. Сюда входил и военизированный образ жизни, и многие нетипичные для русских особенности быта, и характерный диалект, и фольклор. Последний, как показал этнограф К. Листопадов, резко отличает казаков от остальных жителей России. Плюс к этому – особый антропологический облик. В общем, если следовать терминологии того же Л. Гумилева, налицо все признаки поведенческого стереотипа особого этноса. Этноса своеобразного, входящего в более крупное этническое объединение – Великороссию, связанного с ним языком, религией, историческими судьбами и все же сохраняющего свою «самость». Кстати, казачество не только всегда эту «самость» явственно ощущало, но и энергично противилось всяческим попыткам нивелировки Уральское казачество прошло путь становления как субэтноса на сто лет позднее донского и кубанского и с теми же издержками: восстаниями против центральной власти – в виде пугачевщины. Этот страшный опыт не прошел для центрального правительства даром, и в XIX веке политическая организация казачества в России структурировалась в чрезвычайно своеобразную для Российской империи систему. Суть ее в том, что казаки получили весьма широкое самоуправление по принципу особого народа. То есть получили права, которыми пользовались в России многие инородцы, но никогда – великороссы. Право ношения оружия в мирное время, освобождение от обязательной воинской службы при формирования собственных, чисто казачьих частей на милиционной основе, то есть по принципу ополчения, собственная юрисдикция на территории своих «войск», то есть традиционного расселения, демократическая выборность на местах и так далее – все эти привилегии заставляют вспомнить, скажем, статус «мирных» горцев или, скажем, казаков, бурят, но никак не жителей, к примеру, Курска или Рязани. Нелишне упомянуть также и о том, что к концу XVIII века приток беглых в казачьи области прекратился, и прирост населения здесь шел за счет только внутреннего воспроизводства. Причем браки в подавляющем большинстве случаев заключались только между представителями казачества. Такой этнический феномен, когда этнос брачуется внутри самого себя, ученые называют «изолят». И это характерно именно для этносов с очень высокой степенью традиционализма в образе жизни: скажем, для черногорцев, албанцев, басков, евреев. Суммируя вышесказанное, следует признать, что правительство Российской империи относилось к казакам как к особому народу, а сами казаки стояли на такой же точке зрения.

Таким образом, в результате сложных исторических процессов эпохи средневековья и нового времени, под влиянием политических, социальных и природно-географических факторов в регионе сформировалась особая этнокультурная ситуация постоянных межэтнических контактов. На протяжении всего периода постоянно шло взаимодействие разных антропологических и культурно-хозяйственных типов, конфессиональных, этнических и сословных групп, результатом чего стало формирование современной этнической ситуации в регионе.

Период гражданской войны на Урале и участие в ней казачества.

Большая же часть казачества уже к середине 1918 года сделала свой окончательный выбор: красные – враги. «Коммунисты дюже свирепы» – вот подлинное высказывание тех лет. И красные тоже окончательно определились... Выходит в свет знаменитое постановление о расказачивании за подписями глав большевистского руководства. Громом прозвучит требование одного из руководителей Красной Армии Ионы Якира о «процентном истреблении всего мужского населения в казачьих районах» (именно так!). Обратите внимание – казачество стало единственным этносом (или, если хотите, субэтносом) России, по отношению к которому большевики соблаговолили выпустить подобную директиву. Конечно, Ленин и его команда явно не считали казаков за народ и, призывая к его уничтожению, просто распространили на них систему красного террора как против неугодной социальной группы. Почти в то же время Ленин призывал, например, к истреблению интеллигенции. Однако факт есть факт: особая позиция по казачеству у красных несомненна. И она выражается в одном слове: убить. «Нет ни одной семьи, где не оплакивали бы погибших Чудовищная статистика: только в азиатской части России – от Урала до Владивостока – к 1922 году было уничтожено до полутора миллионов казаков. Это, не считая Дона и Кубани! Среди них погибших на фронтах – не более трети. Одним словом, мы имеем дело с натуральным геноцидом целого этноса, по масштабам сравнимым с турецкой резней армян в 1915-1923 годах или с Холокостом – уничтожением евреев нацистами в 30-40-е годы.

В этой жуткой истории у Урала своя, особенно трагическая страница. Если трагедию казака в годы гражданской войны можно назвать крестным путем, то Урал – это подлинная Голгофа. Роль палача Уральского казачества выпало сыграть Чапаевской дивизии. Фурманов свидетельствует: едва вступив на казачью землю, Чапаев «уловил, что с казаками бороться нужно иначе, чем с насильно мобилизованными колчаковскими мужичками...Главное здесь – не захватывать территорию, главное – уничтожать живую силу» Наиболее известная и трагическая история такого рода – это, безусловно, агония Оренбургской армии. Такой масштаб террора не имеет аналогов в практике расказачивания в других регионах. А вот и результат. Если на Дону и Кубани население все же осталось (это зафиксировано для Дона – Шолоховым в «Тихом Доне», для Кубани – Фурмановым в романе «Красный десант»), то казачество Оренбургского и Уральского войск было поставлено перед альтернативой: поголовное уничтожение с женами и детьми или исход «всем миром». Казаки выбрали второе. И начался, пожалуй, самый беспрецедентный эпизод гражданской войны, перед которым меркнут даже «ледовый переход» каппелевцев и знаменитая врангелевская эвакуация из Крыма. Уральские и оренбургские казаки уходили на юг, через пески Средней Азии, всем народом. С наседающей на пятки смертью уральцы прошли вдоль всего казахского и туркменского берега Каспия до Ирана, через Иран — к водам Персидского залива, где их подобрали английские военные корабли и перевезли в Австралию. Там их потомки живут и доныне, не забывая родного языка. А оренбуржцы отступали восточнее – через пески и оазисы. Часть их пыталась укрыться в Хиве, столице тогда независимого Хорезма. Но красные пришли и туда, уничтожив суверенитет этого среднеазиатского государства, и оренбуржцам пришлось уходить еще южнее – в Иран, где они поступили на службу к шаху Реза Пехлеви. Большая же часть казачьих войск во главе с самим Дутовым прорвалась в Семиречье (район Алма-Аты), где соединилась с казаками-сибиряками Партизанской дивизии атамана Анненкова и с боями ушла в Синьцзян – одну из западных провинций Китая. Там оренбуржцы и сибиряки надеялись найти отдых и силы для дальнейшей борьбы. Оренбургские казаки Дутова и присоединившиеся к ним в Семиречье сибирские казаки Анненкова в начале 1920 года прорвались в китайскую провинцию Синьцзян уходя от красного террора, где были интернированы в городе Чугучак. Там был построен лагерь. В 1921 году Дутов был убит чекистом-диверсантом Касымханом Чадьяровым. Об этом – снятый в 70-е годы художественный фильм «Конец атамана». От себя добавлю: Дутов – пожалуй, первая жертва чекистского террора за рубежом, потом за ним последуют многие. Вскоре уехал в Россию и был там расстрелян Анненков, и командование Оренбургской армией перешло к генералу Бакичу. Голод свирепствовал в Чугучакском лагере. Умерли сотни людей, но уральцы и сибиряки держались. И даже получали пополнение в 1921 году в Чугучак прибыли крестьяне-повстанцы из-под Омска, разбитые красными карателями, но не покоренные. Это событие, однако, стало роковым. Китайские власти в очередной раз сговорились с красными и открыли границу для расправы с Оренбургской армией. Бакич буквально за считанные часы до начала акции узнал о ней и принял героическое решение. Моментально подняв весь лагерь (почти без оружия, без подвод, с женами и детьми), запалив Чугучак, генерал повел людей через джунгарские степи на восток. А через четыре часа после ухода Бакича красные ворвались в город! Третья часть оренбуржцев погибла в этом страшном пути – уже котором в жизни! – от голода. Воистину это были годы самых жутких испытаний для уральского и сибирского казачества за всю их историю. Но оренбуржцы выдержали их и на сей раз. И, подойдя к пограничному с Монголией городу Шара-Сумэ, взяли его штурмом после трехнедельной осады. Взяли почти голыми руками – оружия почти не было – в бою с хорошо вооруженными китайскими пограничниками. Взяли для того, чтобы снова сотнями погибать от голода. Питались собаками и кошками – другой поживы не было. И надеялись на спасение – ведь пробились же полугодом раньше на запад Монголии с Алтая казаки-енисейцы под командованием атамана Кайгородова! Увы, судьба послала оренбуржцам не спасение, но гибель – на сей раз окончательную. Осенью 1921 года смерть надвинулась на пришедших в монгольские степи оренбуржцев из Урги, где уже укрепились красные. Теперь уходить было некуда. На север путь был закрыт (Кайгородов прорвался-таки с отрядом снова на Алтай, но лишь для того, чтобы там погибнуть). С востока наступали большевики, с юга – красноголовы под командованием Хатан-батор-Максаржава и «красного буддийского ламы» Хас-батора (да, был и такой тогда в Монголии), а на западе, на монголо-китайской границе, оренбуржцев неумолимо встретили бы вооруженные пикеты китайских солдат. Пространство жизни для армии Бакича сузилось до предела – кругом была смерть. И последние бойцы урало-сибирского сопротивления приняли этот последний в своей жизни бой. Дрались отчаянно, яростно – в одном из боев погиб Хас-батор. Гибли от голода, холода, болезней и пуль, но не сдавались. Защищали уже не Родину, которую потеряли; не дом, который давно разорен; не жен и детей – они почти все уже полегли в монгольских и джунгарских степях. А что же тогда? Наверное, просто знали, что пощады от красных не будет. А может, гордая слава уральского казачества требовала, чтоб, как в песне «Врагу не сдается наш гордый...». Но всему приходит конец. И когда кончились патроны, когда сопротивление стало абсолютно бесполезным – наступил последний, заключительный акт трагедии. Остатки Оренбургской армии складывали оружие на фоне картины, вызывающей евангельские ассоциации. По заснеженной монгольской степи навстречу красным пулеметам шел во главе своих повидавших все виды смерти воинов генерал Бакич с деревянным крестом в руке. Воистину, это был последний, крестный путь, ибо всех их ждал или расстрел (как самого Бакича), или ГУЛАГ. И они шли на свою Голгофу – казаки, крестьяне, офицеры белых армий и командиры повстанческих отрядов. Вечность уравнивает всех.

Ну а в среде Южно-Российского казачества происходит окончательное размежевание между защитниками традиции и теми, кто избрал путь «советизации». Если хотите, выхода из казачества как из этноса. Произошло это не в одночасье, и сам процесс был не однонаправленным. Многочисленные переходы из одного лагеря в другой и обратно зафиксированы всеми без исключения источниками. Опять-таки это напоминает ситуации из «Тихого Дона». Многие, ушедшие к красным, субъективно не переставали ощущать себя казаками. Судьба этих червонных казаков после войны была трагична. Те, кому не «посчастливилось» пасть на фронтах, были масштабно истреблены советской репрессивной машиной. Первым эту чашу испил в 1921 году Миронов, но не миновала она в 30-е годы и Примакова, и Ковтюха, и Жлобу, и братьев Кашириных. По имеющимся статистическим данным к 1926 году на Дону оставалось не более 45% от дореволюционного казацкого населения, на Кубани – не более 60%, в других войсках – до 25%. Более всех пострадало Уральское казацкое войско, на территории которого оставалось к этому году не более 10-12% этнических казаков.

Жесточайшие репрессии против казаков продолжились и в период коллективизации 1928-931 годов. Принудительные реквизиции зерна, обобществление земли, сельхозинвентаря и лошадей привели к чудовищному голоду, причем на самых доселе хлебородных землях страны. В результате репрессий и геноцида оренбургского казачества, почти на пол века в семьях, имеющих родовые связи с казаками, ушедшими во время Гражданской войны на восток, очень осторожно говорили о своих родных и предках. Случалось, что человек доживший до старости, мог узнать о своем казачьем происхождении на седьмом десятке лет.

Используемая литература:

Списки населенных мест Российской империи, составленные и издаваемые. Мажитов Н.А. Султанова А.Н.,1994.

История Башкортостана с древнейших времен до XVI века. Уфа. Рычков П.И., 1999.

Топография Оренбургской губернии. Уфа.г Рычков П.И., 2001.

История Оренбургская по учреждении Оренбургской губернии.

Дмитрий Суворов. «Все против всех. Неизвестная гражданская война»

Обработка материала и компиляция:

Атаман Свято-Тихоновского хутора станицы Мелеузовской Башкортостанского регионального отделения межрегиональной общественной организации возрождения и развития

Оренбургского казачества «Оренбургское казачье войско»

4-ый Уфимско-Табынский отдел сотник Пестов Владимир.

16 апреля 2021года