Главная О проекте Партнеры Вопрос-ответ Контакты
История
Общая история казачества
Казачий уклад
Православие и другие религии в казачестве
Воинский уклад
Вооружение и экипировка
Казачья одежда
Сведения о войсках (исторических и современных)
Обско-Полярная казачья линия Сибирского казачьего войска Союза казаков России
Научный Координационный Совет по изучению историко-культурного наследия казачества Урало-Сибирского региона
Казачьи родословные
Репрессии и расказачивание
Законодательство
Исторические документы
Современное федеральное законодательство
Нормативные акты органов государственной власти субъектов РФ
Мнения, предложения при разработке казачьих нормативов
Нормативные акты Союза казаков России и его подразделений
Публицистика
Статьи
Выступления
Обращения
Заявления
Письма
Различные издания
Книги
Научные сборники
Газеты и журналы
Календари
ФОТО АРХИВ
Казачье искусство
Песни
Живопись
Стихи
НОВЫЙ ФОТО-ВИДЕО АРХИВ

ВОЕННЫЕ РЕФОРМЫ В СИБИРИ XVII—XVIII вв. СПОРНЫЕ ВОПРОСЫ

 

      Аннотация. В статье на основе анализа ряда научных исследований делается вывод, что вопреки мнению некоторых учёных попытки сформировать в Сибири солдатские, рейтарские и драгунские полки окончились неудачей. Сибирским условиям более соответствовали иррегулярные казачьи войска.

      Ключевые слова: Сибирь XVII—XVIII вв.; военные реформы; войска «нового строя»; казачество.

Summary. In this paper, based on analysis of a number of scientific studies, shows that, in contrary to some scholars’ opinion, attempts to form in Siberia soldier, reiter and dragoon regiments failed. Siberian conditions were more consistent with irregular cossack troops. Keywords: Siberia of XVII—XVIII centuries; military reforms; troops of a “new system”; the cossacks.

     На рубеже XX—XXI вв., ознаменованном судьбоносными переменами в жизни России, обострился интерес историков к тем реформам, которые осуществлялись в нашей стране в далёком прошлом. Главное внимание при этом уделялось не столько обстоятельствам проведения этих реформ, сколько причинам их успехов или неудач. Не остались в стороне от этой тенденции и отечественные сибиреведы, особенно те из них, кто изучал одно из первых серьёзных преобразований на восточной окраине России —сибирскую военную реформу1660—1670 гг. В этой связи следует прежде всего назвать труды новосибирского историка А.В. Дмитриева и сургутского историка В.Д. Пузанова, подготовленные на базе большого количества документальных (в том числе архивных) материалов и обширной научной литературы.

      Они внесли важный вклад в разработку многих вопросов военной истории, но, на мой взгляд, главной их заслугой стало тематическое завершение изучения военно-служилого населения Сибири XVII века. Если до них объектом специальных исследований сибиреведов являлись в основном «традиционные» для Московского государства категории служилых людей — казаки, стрельцы, пушкари и затинщики, дети боярские и дворяне, то А.В. Дмитриев целиком посвятил свою кандидатскую диссертацию (затем и монографию) сибирским войскам «нового строя» (солдатским, рейтарским и драгунским), формировавшимся в Сибири в 1660—1670 гг.1, а В.Д. Пузанов практически одновременно с ним разрабатывал историю этих войск в ряде статей и результаты данного исследования обобщил в одной из глав своей монографии (защищена в качестве докторской диссертации) о военных факторах русской колонизации региона2. То, что в Сибири второй половины XVII столетия имелись войска «нового строя», историкам, конечно, было известно давно, но сведения об этих войсках в трудах сибиреведов носили несистематизированный, отрывочный, порой противоречивый характер, и, опираясь на них, трудно было проследить даже канву событий, связанных с формированием и эволюцией войск «нового строя» за Уралом. А.В. Дмитриев и В.Д. Пузанов ликвидировали этот пробел в историографии. Дополняя, а во многом и дублируя друг друга, сочетая конкретные наблюдения с широкими обобщениями, они смогли детально проанализировать процесс комплектования, реорганизации и эволюции сибирских войск «нового строя», выяснили численность, состав, социальное происхождение, функции, структуру, государственное обеспечение, вооружение, уровень боевой подготовки и дисциплин в солдатских, рейтарских и драгунских полках Сибири XVII века. Однако особый интерес вызывает трактовка этими исследователями вопроса о характере и результатах военных реформ 1660—1670 гг. Можно ли, в частности, считать созданные царскими воеводами за Уралом войска «нового строя» регулярными или нет? Этот вопрос решается в историографии неоднозначно.

      Классик советского сибиреведения С.В. Бахрушин касался почти исключительно событийной стороны этих нововведений, избегая общих оценок и характеристик, но по отдельным его замечаниям можно понять, что, например, сибирских драгун он считал «регулярной кавалерией»3. Известный новосибирский историк А.С. Зуев называет сформированные за Уралом солдатские и рейтарские полки «регулярными подразделениями», В.Д. Пузанов считает сибирских солдат и рейтар XVII века регулярным войском, а драгун — «полурегулярным». А новосибирский историк М.О. Акишин несклонен считать Тобольский драгунский полк регулярным подразделением вплоть до 1724 года, когда в нём было покончено с «казачьими вольностями»4.

      Позиция А.В. Дмитриева по идентификации сибирских войск «нового строя» сложнее. И если относительно драгун она несколько противоречива (в одних случаях они признаются регулярным войском, в других — нет), то солдатские и рейтарские полки автор считает регулярными, но — с оговорками: заключая слово регулярный» в кавычки или подчёркивая условный характер такого определения — «сообразно критериям XVII в.»5.

       Из современных исследователей единомышленником А.В. Дмитриева в этом вопросе является московский историк А.В. Малов, который ранее пришёл к аналогичному заключению на материалах по истории московских солдатских полков. «В войсках Алексея Михайловича – солдатские, драгунские и рейтарские полки становятся основой армии, — пишет А.В. Малов. — Сообразно критериям XVII в. — это вполне регулярные части. Терминологическое признание этого факта звучит в словах Петра I, который не считал себя создателем русской регулярной армии, указывая в 1716 г. на своего отца, который еще до него “регулярное войско употреблять начал”»6.      

       Однако сколь бы авторитетными в глазах современного читателя ни выглядели слова Петра I, они отражают лишь субъективное мнение великого реформатора (как и приведённое далее высказывание его соратника Я.Ф. Долгорукова) и не могут служить доказательством правоты исследователей, придерживающихся аналогичной точки зрения. Есть вещи, которые действительно нельзя оценивать в современных категориях. Так, каждой эпохе свойственно свои мораль и этика, во многом отличные от нынешних. Понятия людей далёкого прошлого о красоте порой тоже сильно расходятся с нашими. Но вооружённые силы — совсем не тот случай: представления о том, какая армия является регулярной, а какая нет, в основных чертах не меняются в нашем обществе вот уже 300 лет и вряд ли изменятся в обозримом будущем.

       «Элементы регулярства» имелись и в стрелецком войске (не случайно же некоторые историки его порой так и называют — «регулярным»7), их можно увидеть даже в княжеской дружине (особенно сравнивая её с ополчением); а некоторые писатели и публицисты относят к «регулярным войскам» и армию Тамерлана (тоже, наверное, исходя из «критериев эпохи»8). Но при всех достижениях в изучении этих «эле-ментов» и «предпосылок» надо всё же считаться с тем очевидным фактом, что подлинно регулярная армия (отвечающая и нынешним представлениям о ней) в России была создана лишь при Петре I, да и то далеко не сразу и не в полном объёме. Напомню, что главными признаками регулярного войска помимо постоянного характера службы   считаются систематические строевые и тактические занятия, единообразное вооружение, жизнь по уставу, содержание целиком за счёт казны, исключающее необходимость побочных заработков9. Соответствовали ли этим критериям рейтарский и солдатский полки в Сибири XVII века?

       Материал, содержащийся в работах как С.В.  Бахрушина, так и тех современных историков, которые считают эти войска регулярными, свидетельствует, что соответствия здесь не наблюдается. Уже в 1660 году организатор войск «нового строя» в Сибири воевода И.А. Хилков сообщал в Москву, что рейтары и солдаты «на ученье не ходят и розбрелися по деревнишкам своим»10. Через семь лет прибывший в Тобольск воевода П.И. Годунов обнаружил, что «начальные люди и рейтары служили с саадаки, а солдаты с винтованными пищалями заровно с беломестными казаки не строем… а николи они стройно под знаменами рейтары не бывали, и распускали их с… великих государей службы по домам и по своим промыслам для своих корыстей начальные люди…А строем те полки по-казацки»11. Кроме того, выяснилось, что и начальные люди были сами плохо обучены, «да и то де они [ученье] забыли»12.

     В 1670-е годы служба в сибирских войсках «нового строя» уже практически не отличалась от той, которая была характерна для ратных людей традиционных категорий. Так, рейтары («регулярная кавалерия») вместе с казаками несли в степи сторожевую и дозорную службу, стояли на караулах в своих городах и «по очереди» охраняли небольшие острожки и слободы. Воеводы посылали рейтар на поиски серебряной руды, часто отправляли с разными поручениями в Москву «и в иные сибирские посылки, где посылались наперёд сего казаки и стрельцы» (как на лошадях, так и на стругах), просто использовали как рабочую силу и т.д. Показательно, что те же рейтары при этом широко применяли привычную для войск «старого строя» практику наёмничеств и отправляли вместо себя в «посылки» братьев, племянников и лиц, вообще никак не связанных с военной службой13. В начале XVIII века ситуация с сибирскими «регулярными» войсками была вовсе удручающей. Когда в 1714 году подполковник И.Д. Бухолц прибыл в Тобольск, то оказалось, что выделенные ему там для экспедиции в «Малую Бухарию» драгуны и солдаты «ничего экзерциции не знали и не стреливали, и с негодным ружьем, и у них ничего воинского не было»14. Омский историк Е.Н. Евсеев, процитировавший описание Бухолцем этой ситуации, делает однозначный вывод: «Регулярных армейских частей в Сибири не было»15.Таким образом, следует констатировать полный провал военных реформ в регионе в XVII веке. А.В. Дмитриев признаёт это отчасти, называя «попытку создания в Сибири полноценных войск “нового строя” … не доконца удавшейся»16.

      А.В. Малов (на основании приведённых А.В. Дмитриевым данных) приходит к заключению, что «судьба войск нового строя в Сибири» вообще является «наглядным свидетельством провала военных реформ 1680—1682 гг.»17. В.Д. Пузанов, признавая неудачу реформ в целом, вместе с тем считает, что их «негативные стороны» в источниках (докладе П.И. Годунова) пре-увеличены18. Важнее, однако, не нюансы этих оценок, а выяснение причин явной нежизнеспособности войск «нового строя» в Сибири и быстрого перерождения солдатских и рейтарских полков в по сути дела традиционные для Московского государства категории служилых людей. По мнению В.Д. Пузанова, «причиной расформирования полков “нового строя” была не их военная слабость, а растущие финансовые проблемы Русского государства», а кроме того, приверженность сибиряков «московским традициям», которые «быстро победили европейскую организацию»19.

      Из монографии А.В. Дмитриева следует, что полному осуществлению реформпомешала главным образом недостаточность их финансирования («финансовый аспект неизменно оказывался ведущим»), а второстепенной причиной неудач стал недостаточный учёт московскими властями «специфики условий жизни в Сибири»20. Полагаю, однако, что на самом деле всё обстояло «с точностью до наоборот»: «финансовый аспект», конечно, имел немаловажное значение (проблемы с выплатой жалованья в то

время стояли остро и у традиционных категорий служилых людей, а содержание войск «нового строя» требовало ещё больших затрат)21, но главная причина провала реформ заключалась как раз в слабом учёте московскими властями сибирской специфики. А она состояла прежде всего в том, что в XVII столетии рейтарские и солдатские

полки были за Уралом совершенно не нужны.

      Самой большой проблемой у сибирских воевод при выполнении задач по колонизации огромного края в то время являлся недостаток людских ресурсов. Даже в наиболее обжитом и заселённом Верхотурско-Тобольском районе военно-административный аппарат работал с колоссальным напряжением именно из-за нехватки людей. В воеводских «отписках» имеются постоянные сетования на то, что «за службами» ратных людей в городах остаётся мало, да и «тех на караулы не достает». А порой в некоторых уездных центрах (Верхотурье, Туринске) «за россылками» и «отъезжими службами» ратных людей не оставалось вовсе, так что приходилось «ставить на караулы» посадских, крестьян, ямщиков и даже гулящих людей»22. Отсюда понятно, почему рейтары и солдаты в Сибири часто использовались не по прямому назначению, и их посылали, как и других служилых, в «проезжие станицы», заставляли «без перестани» стоять на караулах и «ученьями» не обременяли23. В условиях острой и практически постоянной нехватки личного состава позволять сколько-нибудь значительному контингенту такую роскошь, как регулярные (в идеале — ежедневные) занятия экзерцициями, местная администрация не могла, да и большой пользы в том не видела. Московский историк Г.А. Леонтьева тоже объясняет отсутствие налаженного в XVII — начале XVIII века военного обучения казаков Сибири его ненужностью. «Сама жизнь, трудности службы, желание выжить заставляли служилых людей учиться друг у друга, младших у более опытных старших», — пишет исследовательница и приводит пример, когда в 1712 году нерчинские казаки «не признали» присланного к ним для обучения ротмистра из Тобольска, мотивируя свой «отказ» тем, «что и без ротмистров они достаточно владеют военным искусством, что, кстати, неоднократно доказывали на практике»24.

Как разъяснили воеводе Годунову в 1667 году тобольские служилые, «рейтар татарина догнать в поле строем не поспеет»25. Между тем «гоняться» за высокоманёвренной конницей кочевников приходилось постоянно — и входе открытых полевых сражений, и после них, поскольку одной из главных забот ратных людей края считалось преследование противника с целью «отгромить» захваченные им добычу и «полон». Конечно, и в Сибири ратным людям порой было необходимо в бою «держать строй», чтобы не дать численно превосходившему противнику себя «конем стоптать» и «копьем смешать». Однако элементарными навыками сражения «строем» обладали и традиционные категории служилых, и для Сибири XVII века таких навыков, судя по всему, было достаточно. Например, в 1678 году во время нападения енисейских киргизов на Красноярск местные казаки под предводительством ссыльного украинского полковника Василия Многогрешного ходили на вылазку «строем и учредя полк», в результате разгромили и отбросили неприятеля от города. Зимой 1680 года из Томска под предводительством детей боярских Р.И. Старкова и И.М. Гречанинова в поход на киргизов выступила большая (более тысячи человек) рать, в состав которой помимо томских и кузнецких служилых людей входили служилые татары, казачьи дети, посадские люди и крестьяне, и когда она сошлась с главными силами противника, то билась «стройством», т.е., по определению С.В. Бахрушина, «регулярным строем», и тоже одержала победу26. Примечательно также, что в «Истории Сибирской» (Кунгурской летописи), написанной сыном боярским С.У. Ремезовым, на одной из иллюстраций (к «статье» 58) изображён ровный, в одну шеренгу строй казаков, изготовившихся к бою с татарами27. И здесь неважно, использовался ли в действительности такой боевой порядок воинством Ермака, но существенно, что представления о сражении «строем» были широко в сибирской

служилой среде и не являлись исключительной прерогативой солдатских и рейтарских полков.

 ХОТЯ сибирские войска «нового строя» активно участвовали в боевых действиях, развернувшихся на юге Ура-

ла и Западной Сибири в связи с Башкирским восстанием и общим обострением военно-политической обстановки в регионе в 1660-х годах, неизвестно, однако, чтобы солдатские и рейтарские полки продемонстрировали при этом какие-либо преимущества перед войсками «старого строя». Правда, В.Д. Пузанов высказал следующее предположение: «Полки “нового строя” ещё не освоили хорошо новые приёмы, когда начался конфликт с башкирами. В первых сражениях, когда полки выступали одним целым, скорее всего, “новый строй” соблюдался, но затем выступившие против русской власти кочевники рассредоточивали свои силы и переходили к тактике партизанской войны — мелкими набегами на разрозненные слободы юго-запада Сибири… В мелких стычках с ко-

чевниками “новый строй” был уже совершенно не нужен»28. Версия, безусловно, интересная и вполне правдоподобная, но, во-первых, она пока остаётся чисто умозрительной, а во-вторых, даже будучи подкре плённой сведениями из источников, может свидетельствовать всё о том же — о непригодности войск «нового строя» для Сибири. И поскольку в реальности служба в рейтарских и солдатских полках по своему характеру очень быстро перестала отличаться от казачьей, а вознаграждалась более щедро, растущее в сибирской служилой среде недовольство таким положением вещей было естественным, понятным, и именно оно, а не косность, предопределило неприятие сибиряками военных реформ 1660—1670 гг. неудача военных реформ в XVII столетии и дальнейшее развитие событий в Сибири показали, что для военной службы за Уралом более всего подходили «иррегулярные» казачьи войска (впрочем, их «иррегулярность» с течением времени становилась столь же условной, как «регулярность» сибирских полков «нового строя» в XVII в.). На громадной по протяжённости, суровой по климатическим условиям, редконаселённой и непрерывно колонизующейся территории казаки оказались военной силой, наиболее отвечавшей интересам государства, и они, кстати, в отличие от столичных чиновников прекрасно сознавали это29. Казаки обычно хорошо знали особенности местного театра военных действий, «воинский обычай», а часто и язык противника, были «привычны» к сибирским природным условиям и потому отличались выносливостью и неприхотливостью. Кроме того, перед регулярной армией у казаков имелось ещё два несомненных преимущества — дешевизна содержания и универсальность. Последнее для малолюдной колонизуемой окраины было особенно важно. Как заметил авторитетный специалист по и стории городового казачества Сибири А.Р. Ивонин (г. Барнаул), «незавершённость колонизационных процессов и соответствовавшая им недифференцированность служебных обязанностей делали казаков поистине незаменимыми проводниками военно-административного и полицейского начала на просторах Северо- Азии»30.

      Важна была, и чисто военная сторона дела, уже давно нашедшая отражение в исторических исследованиях. Так, М.О. Акишин, остановившись на напряжённой военно-политической обстановке, в которой проходило формирование регулярной армии на юге Западной Сибири в первой четверти XVIII века, пишет: «Вскоре выяснилось, что для отражения налётов кочевников необходимы такие же подвижные, как у них, отряды, знакомые с тактикой партизанской войны. Охрану крепостей поручили сибирским казакам»31. Показателен также пример из совсем другого региона, но из той же эпохи. В письме Петра I майору В.В. Долгорукому, направленному на подавление Булавинского восстания в 1708 году, говорилось: «Понеже сии воры все на лошадях и зело легкая конница, того для невозможно будет оных с регулярною конницею и пехотою достичь»32.

       Примечателен и такой факт. Правительство Петра I вознамерилось было вообще ликвидировать в Сибири иррегулярные войска, переведя городовых казаков в сословия государственных крестьян и посадских людей, но в итоге отказалось от этой идеи. А отстаивал перед Сенатом необходимость сохранения в Сибири иррегулярных войск тобольский губернатор М.В. Долгоруков33. В конце XVIII века была предпринята новая попытка упразднить городовое казачество: на сей раз его предлагалось полностью перевести в состав формировавшегося на юге Западной Сибири линейного казачьего войска. Но и этот план не получил одобрения сибирской администрации. Тобольский губернатор Д.И. Чичерин твёрдо стоял на том, что «в рассуждении обширности Сибирской губернии и розсеенных жителей из диких народов по городам без казаков никак обойтиться неможно, как оные употребляются в такие службы, в каковыя никакия чины способны быть не могут»34. Г.А. Леонтьева, проанализировав все попытки правительства ликвидировать иррегулярные части в крае, тоже приходит к вполне однозначному выводу: «Незавершённость и сложность колонизационных процессов, громадность сибирской территории, протяжённость её границ, слабая дифференциация военно-административно-полицейских функций, связанных со спецификой несения службы в Сибири, а главное, нехватка средств для содержания регулярных частей потребовали сохранения подразделений городовых гарнизонов с их многофункциональными обязанно-стями»35.

       По той же причине правительство не решалось форсировать «регуляризацию» казачьих войск, которая стала активно проводиться в Сибири с 1770-х годов и, в частности, должна была полностью ликвидировать казачье самоуправление. Как пишет Г.А. Леонтьева, «правительственные круги, не теряющие чувство реальности, и в первой четверти XVIII, и в первой половине XIX вв. пришли к выводу о необходимости для казачьих подразделений сохранения иррегулярного положения по двум главным причинам. Одна из них — экономическая, заключалась в нехватке материальных средств для содержания казачества как регулярных частей армии. Другая —носила военно-политический и хозяйственный характер: необходимость использовать казачьи подразделения, способные в силу своей специфики решать любые военно-политические задачи в любой пограничной ситуации параллельно с задачами хозяйственно-колонизационного порядка»36.

      Городовое казачество Сибири упразднили лишь в 1881 году, да и то не полностью: было сделано исключение для наименее освоенного и весьма обширного района на северо-востоке края. Якутский казачий полк там благополучно просуществовал до начала ХХ века, находясь в ведении Министерства внутренних дел и являя собой, по словам занимавшихся этим феноменом исследователей, обособленную, реликтовую социальную группу, тип городового («полицейского») казака37.

      Городовые казаки Сибири стали тем ядром, вокруг которого в XVIII—XIX вв. правительство формировало казачьи войска Азиатской России — прежде всего Сибирское и Забайкальское (они, в свою очередь, становились базой для создания других казачьих войск — Семиреченского, Амурского, Уссурийского). Организационно их стремились устроить по образцу Войска Донского, однако круг вменявшихся им обязанностей долгое время был практически так же многообразен, как у иррегулярных войск Сибири в XVII веке. Помимо военной службы на казаков Сибири в XVIII—XIX вв. возлагались конвойно-полицейские и административные функции; казаки выполняли множество поручений, носивших характер трудовой повинности (строительство и ремонт крепостных сооружений, мостов и дорог, заготовка для «казны»сена и дров, добыча соли, обработка казённых полей, перевозка казённых грузов и т.д.), доставляли почту, привлекались для «посольской службы», участвовали в научных экспедициях38. Надо заметить, что специфика Сибири как слабозаселённой колонизуемой окраины накладывала свой отпечаток и на положение размещённых там регулярных войск, делая их регулярность довольно условной даже всередине XVIII века, особенно — в наименее освоенных районах.

       По наблюдениям красноярского историка Г.Ф. Быкони, на востоке региона «как военная сила сибирские регулярные части использовались редко», и «функция корпуса пограничной стражи» была для них «одной из основных». Наряду с казаками солдат в то время направляли и в экспедиции, и на всякого рода «работы», причём случаи такого использования регулярных войск были отнюдь не единичными. Например, в Якутском пехотном полку, по словам Г.Ф. Быкони, «большинство (! —Н.Н.) личного состава занималось обеспечением своего полка продовольствием, фуражом, доставкой и починкой амуниции, содержанием полковых мельниц, кузниц, табуна и даже полковым хлебопашеством»39 (напомню, что сопряжение военной службы с хозяйственными занятиями — земледелием, промыслами и т.п. — рассматривается как одна из существенных черт иррегулярной армии)40.

        Аналогичную ситуацию с регулярными войсками в Сибири XVIII столетия показывают и работы других исследователей. Так, А.С. Зуев и А.В. Дмитриев пришли к выводу о недостаточной отлаженности механизмов снабжения гарнизонных войск Сибири денежным жалованьем и вещевым довольствием при одновременно крайней их загруженности «службами», которые, как и в XVII веке, зачастую не имели отношения к военному делу. Историки отмечают, что на южносибирской границе от Урала до Амура «регулярные части, среди которых преобладала пехота, были малопригодны и для пограничной службы, в первую очередь для пресечения набегов кочевников… Кроме того, многие военнослужащие занимались обеспечением своих частей продовольствием, фуражом, доставкой и починкой амуниции, различными хозяйственными делами, в том числе хлебопашеством. Регулярные чины несли также караульно-полицейскую службу в сибирских городах и острогах, а офицерский выполнял административно-фискальные и судебные функции по отношению к местному населению. В силу этого значительная часть личного состава находилась не при полках и батальонах, а в длительных командировках в разных районах Сибири»41

      Ещё более удручающим было положение в гарнизонах северо-востока Сибири, куда тоже перебрасывались регулярные подразделения. Как пишет А.С. Зуев, и там «благие намерения правительства сводились на нет местными условиями службы… В самом Анадырске, равно как и в других гарнизонах, никакой военной подготовки не велось, не говоря уже о каком-либо специальном бучении применительно к местным условиям боевых действий». Отсутствие военного обучения автор объясняет «с одной стороны, тем, что правила регулярного боя, как показывал опыт, были слабоприменимы к “диким” народам, а соответственно, не требовалось и обучения этим правилам. С другой стороны, хроническая нехватка боеприпасов не позволяла проводить обучение стрельбе. Наконец, на военные тренировки просто не было времени, поскольку гарнизоны почти всё свободное от походов время занимались обеспечением себя продовольствием»42. По-видимому, к началу XIX века в правительственных кругах окончательно возобладало намерение возложить охрану сибирских рубежей главным образом на казачьи войска. Это представлялось целесообразным ещё и потому, что с XVIII века происходила всё большая «регуляризация» казачьей службы — сближение казачьих частей с регулярными в организации, структуре, экипировке и т.п.43

      А после 1812 года, в связи с тем, что армейские полки, дислоцированные вдоль южной границы Западной Сибири, были переброшены в Европейскую Россию (за Уралом остались лишь небольшие гарнизонные части), защита сибирских укреплённых линий вообще была возложена практически на одних казаков. Они стали не только единственной кавалерией в Западной Сибири, но и «главным орудием» в продвижении России в глубь казахских степей в первой половине XIX века44.

     Такая роль сибирских казаков, как отметил А.Р. Ивонин, определялась «их знанием местных обычаев», а также «глубоким пониманием тактики нерегулярного боя, применяемой степняками, и умением противостоять ей»45.

Заканчивая обзор содержащихся в научной литературе сведений и мнений об учреждении в Сибири регулярных войск, следует подчеркнуть особую значимость этого направления исследовательской работы. Она даёт весьма поучительные и актуальные для нашего времени примеры того, что получается, когда в принципе верные решения принимаются без соответствующего материального обеспечения и учёта местной специфики.

Н.И. Никитин

Литература

1 Дмитриев А.В. Войска «нового строя» в Сибири во второй половине XVII века. Новосибирск, 2008.

2 Пузанов В.Д. Военные факторы русской колонизации Западной Сибири (конец XVI—XVII в.). СПб., 2010. Гл. 7.

3 Бахрушин С.В. Научные труды. М., 1955. Т. 3. Ч. 1. С. 278.

4 Акишин М.О. Полицейское государство и сибирское общество. Эпоха Петра Великого. Новосибирск, 1996. С. 10; Зуев А.С. Дело о полке Эгерата (к вопросу об организации в Сибири в 1660-х гг. полков нового строя) // Социокультурное развитие Сибири XVII—XX века. Новосибирск, 1998. С. 72; Пузанов В.Д. Указ. соч. С. 369.

5 Дмитриев А.В. Указ. соч. Сравнить с. 103, 114 и с. 196—198.

6 Малов А.В. Московские выборные полки солдатского строя в начальный период своей истории. 1656—1671 гг. М., 2006. С. 576.

7 Газенвинкель К.Б. Книги разрядные в официальных их списках как материал для истории Сибири XVII в. Казань, 1892. С. 66, 67; Хвостов Н.А. Военная организация казачества (на примере Сибирского казачьего войска) // Урало-сибирское казачество в панораме веков. С. 135; Козлов С.А. Кавказ

в судьбах казачества (XVI—XVII). 2-е изд. СПб., 2002. С. 193.

8 Баймухаметов С.Т. Призраки истории. М., 2008. С. 94.

9 Очерки русской культуры XVII века. М., 1979. Ч. 1. С. 247, 248; Очерки русской культуры XVIII века. М., 1987. Ч. 2. С. 187.

10 Цит. по: Дмитриев А.В. Указ. соч. С. 51.

11 Цит. по: Бахрушин С.В. Указ. соч. Т. 3. Ч. 1. С. 274.

12 Там же. С. 277.

13 Дмитриев А.В. Указ. соч. С. 142—144, 153; Пузанов В.Д. Указ. соч. С. 344, 345, 356.

14 Цит. по: Евсеев И.Д. Экспедиция И.Д. Бухолца и основание Омской крепости //Города Сибири (Экономика, управление и культура городов Сибири в досоветский период). Новосибирск, 1974. С. 51.

15 Там же.

16 Дмитриев А.В. Указ. соч. С. 97, 98.

17 Малов А.В. Указ. соч. С. 575, 576.

18 Пузанов В.Д. Указ. соч. С. 345.

19 Там же. С. 345, 346, 372.

20 Дмитриев А.В. Указ. соч. С. 51, 57, 203.

21 Никитин Н.И. Государственное обеспечение гарнизонов Тобольского разряда в XVII в. // Общественно-политическое развитие феодальной России. М., 1985. С. 58—62.

22 Он же. Служилые люди в Западной Сибири XVII века. Новосибирск, 1988. С. 94—97.

23 Бахрушин С.В. Указ. соч. Т. III. Ч. 1. С. 277, 278.

24 Леонтьева Г.А. Служилые люди в Восточной Сибири во второй половине XVII —первой четверти XVIII вв. (по материалам Иркутского и Нерчинского уездов). М., 2012. С. 258.

25 Бахрушин С.В. Указ. соч. Т. 3. Ч. 1. С. 278.

26 Там же. М., 1955. Ч. 2. С. 215, 216.

27 Сибирские летописи. Краткая сибирская летопись (Кунгурская). Рязань, 2008. С. 515.

28 Пузанов В.Д. Полки «иноземного строя» в Западной Сибири // Северный регион: наука, образование, культура. 2004. № 2. С. 89, 90.

29 А.В. Дмитриев цитирует интересный документ 1670-х гг., в котором рядовые стрельцы и казаки пытались убедить Москву, что для государства «казачья де служба перед салдацкою прибылнее» (Дмитриев А.В. Указ. соч. С. 122).

30 Ивонин А.Р. Численность и состав городовых казаков Западной Сибири XVIII — первой четверти XIX вв. // Демографическое развитие Сибири периода феодализма. Новосибирск, 1991. С. 117.

31 Акишин М.О. Указ. соч. С. 11.

32 Соловьёв С.М. Сочинения. Кн. VIII. М.,

1993. С. 176.

33 Акишин М.О. Указ. соч. С. 14.

34 Цит. по: Ивонин А.Р. Городовое казачество Западной Сибири в XVIII — первой четверти XIX в. Барнаул, 1996. С. 32.

35 Леонтьева Г.А. Указ. соч. С. 240.

36 Там же. С. 260, 261.

37 Чертков А.С. Якутское казачество во второй половине XIX — начале ХХ вв. Автореф. дис. … канд. ист. наук. Владивосток, 1990; Романов Г.И. Казачье население Восточной Сибири (конец XIX — начало ХХ в.). Автореф. дис. … канд. ист. наук. Иркутск, 1996. С. 3, 13, 14.

38 История казачества Азиатской России. Екатеринбург, 1995. Т. 1. С. 76—79, 118, 121, 122, 245, 247. Т. 2. С. 100.

39 Быконя Г.Ф. Русское неподатное население Восточной Сибири в XVIII — начале XIX (Формирование военно-бюрократического дворянства). Красноярск, 1885. С. 188, 189.

40 История казачества Азиатской России. Т. 1. С. 50, 276; Леонтьева Г.А. Указ. соч. С. 261.

41 Зуев А.С., Дмитриев А.В. Армейские регулярные части в Сибири в XVIII — начале XIX века: численность, состав, дислокация // Вестник Новосибирского гос. ун-та. История, филология. 2012. Т. 11. Вып. 1. С. 26.

См. также: Дмитриев А.В. Политика правительства императрицы Анны Иоанновны (1730—1740) в отношении гарнизонных войск русской армии на территории Сибири //Исторический ежегодник. 2008. Новосибирск, 2008. С. 79, 86; он же. Гарнизонные войска русской армии на территории Сибири в правление Анны Иоанновны (1730—1740 гг.) // Вестник Новосибирского гос. ун-та. История, филология. 2009. Т. 8. Вып. 1. С. 13—16, 18; он же. Роль центральных и местных государственных учреждений в организации материального обеспечения гарнизонных частей русской армии в Сибири (середина XVIII в.) // Исторический ежегодник. 2011. Новосибирск, 2011. С. 121, 125.

42 Зуев А.С. Присоединение Чукотки к России (вторая половина XVII—XVIII в.). Новосибирск, 2009. С. 278, 279; он же. Жизнеобеспечение гарнизонов крайнего северо-востока Сибири во второй половине XVII—XVIII в. //Сибирь: проблемы истории повседневности XVII—XX вв. Новосибирск, 2005. С. 49.

43 История казачества Азиатской России. Т. 1. С. 50.

44 Смирнов А. Часовые империи. Сибирское казачье войско на службе отечеству // Родина. 1997. № 8. С. 38; Русские в Евразии XVII—XIX вв. Миграции и социокультурная адаптация в иноэтнической среде. М., 2008. С. 400; Зуев А.С., Дмитриев А.В. Указ. соч. С. 25.

45 История казачества Азиатской России. Т. 1. С. 149.

Поиск по сайту:


Текущие новости:
НАРОДНАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ "ЕРМАК" ПОПОЛНИЛА БИБЛИОТЕКУ ОШЮК «ТЮМЕНСКИЙ СЛЕДОПЫТ»
КАЗАКИ С ЯМАЛА СОБОЛЕЗНУЮТ. ВОЗМЕЗДИЕ ДОЛЖНО БЫТЬ НЕМИНУЕМЫМ!
КЛАДЕЗЬ КАЗАЧЬЕЙ КУЛЬТУРЫ
Ямальские тяжелоатлеты разыграли награды на окружных соревнованиях
АТАМАН ПОЗДРАВИЛ СОТРУДНИКОВ СО 145-ЛЕТИЕМ УГОЛОВНО-ИСПРАВИТЕЛЬНОЙ СИСТЕМЫ РОССИИ
РЕГИОНАЛЬНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ВСЕМИРНОГО РУССКОГО НАРОДНОГО СОБОРА В ТЮМЕНИ
НАЗОВСКИЕ КАЗАКИ ПОДВЕЛИ ИТОГИ ПЯТИЛЕТНЕЙ РАБОТЫ. КАЗАЧЬИ НАКАЗЫ ПРИНЯТЫ К СВЕДЕНИЮ
ОБРАЩЕНИЕ КОМАНДИРА ПОДРАЗДЕЛЕНИЯ В ЗОНЕ СВО
ПОЗДРАВЛЕНИЕ ЖЕНЩИН ОТ ВОИНОВ СВО!
ВСТРЕЧА В ДЕНЬ ПОМИНАНИЯ АТАМАНА ЕРМАКА ТИМОФЕЕВИЧА И УБИЕННЫХ С НИМ КАЗАКОВ
КАЗАКИ В МОСКВЕ ПОДДЕРЖАЛИ КАНДИДАТУРУ ПРЕЗИДЕНТА
65 ЛЕТ НА СТРАЖЕ СПРАВЕДЛИВОСТИ И СПОКОЙСТВИЯ ЗАКОНОПОСЛУШНОГО НАСЕЛЕНИЯ ЯМАЛА
ОБРАЩЕНИЕ Атамана Надымского казачьего округа Региональной Общественной организации «Обско-Полярная казачья линия» на территории Ямало-Ненецкого автономного округа Сибирского казачьего войска хорунжего Союза казаков России Н.С. Кришталя
КЛАССНАЯ ВСТРЕЧА
Горит Abrams, хорошо горит

© В. И. Степанченко, 2011 Все права защищены.

Яндекс.Метрика